Оригинальные истории
- Автор темы Aliens
- Дата начала
ну как ты мог подумать, что кто то смог подумать, что автор сего произведения, мог быть непосредственным участником описанных событий)))))
а так, вполне себе реальная зарисовка))) под водочку то....в Армавире...
необходима была приписка "все события вымышленны, любые совпадения с реальными событиями - случайность")))
а так, вполне себе реальная зарисовка))) под водочку то....в Армавире...
необходима была приписка "все события вымышленны, любые совпадения с реальными событиями - случайность")))
- Я - Шарли! Я-Шарли! Не имеете права!..
- Понимаю.. А кто сейчас не Шарли? Залазь уже, не выe6yйся.. - сказал сержант полиции и подтолкнул в "бобик" подвыпившего мужчину средних лет, который продолжал неистово хохотать.
А в далеком Париже и не знают о бесчинствах власти возле ночного магазина "Мальвина" в Армавире.
- Понимаю.. А кто сейчас не Шарли? Залазь уже, не выe6yйся.. - сказал сержант полиции и подтолкнул в "бобик" подвыпившего мужчину средних лет, который продолжал неистово хохотать.
А в далеком Париже и не знают о бесчинствах власти возле ночного магазина "Мальвина" в Армавире.
Неудачный день
Гаврила дописал последнюю строчку своего сообщения и навел курсор мыши на иконку «отправить». Очередной пост про тяжелую жизнь простого работяги ушел в уютную «же-жежечку». Взглянув на часы, Гаврила охнул и побежал чистить зубки перед сном.
Иногда так бывает, что внешность человека совсем не соответствует его имени. Здоровенную бабищу с сорок четвертым размером ноги могут назвать Снежанна, а миниатюрную дамочку наоборот – Алефтина.
Вот и тут был такой же случай. Какой образ встает перед глазами простого обывателя, когда он слышит имя «Гаврила»? Правильно. Огромный мужик в косоворотке, с бородой и ручищами. Именно ручищами, потому что назвать эти два экскаваторных ковша «руками» язык не повернется даже у самого отъявленного фантазера. Гаврила ударом ноги может отправить в нокаут автобус, криком остановить водопад, ну или выпить залпом ведро водки, например. При этом он очень добрый, просто очень. Птички садятся ему на плечи, в карманах полно леденцов для детворы, а за печкой живет курносый ежик.
Наш Гаврила был неказист, нескладен и говнист. В армию его не взяли. Врач на медкомиссии прочитал его больничную карту, побледнел, перекрестился и поставил штамп «не годен» на соответствующей странице. Три раза.
В свои двадцать семь лет он ни дня не работал физически, просиживая штаны в мэрии, в отделе экологической безопасности и природопользования на должности штатного юриста. В этот отдел его по знакомству устроила мамуля после того, как Гаврила с пердежом закончил институт. Жил он в маленькой однокомнатной квартирке на окраине города, оставшейся от почившей бабушки. Естественно был не женат. Нет, он встречался с одной девушкой некоторое время, и они даже жили вместе. Недели две. На утро пятнадцатого дня девушка тихо собрала манатки, оставила на столе записку, в которой довольно подробно было описано его место в эволюционной цепочке, дана нелестная характеристика его личных качеств и высказано пожелание сдохнуть в муках. И ушла. По слухам, она стала лесбиянкой. На сегодняшний день наш герой имел гастрит, полтерабайта порнухи на компе и потные ладошки….
Гаврила почистил зубы, завел будильник на семь утра и юркнул под одеяло.
В это время где-то на небесах в поте лица работал могучий Худобор, бог проблем, простатита и мелких пакостей. Он смешивал в огромном котле ингредиенты для раствора, который затем его многочисленные помощники, вооруженные аптекарскими пипетками, выборочно капали в ячейки судьбы. Одна ячейка – один человек. Работа кипела, Худобор матерился на древнешумерском, проклиная мерзких людишек, которых каждый день становилось все больше и больше, что добавляло ему забот. Многочисленные помощники мелькали между огромными столами, работая на пределе своих возможностей. Один из них, худенький молодой чертенок с грустными глазами, работал медленнее остальных. Он простыл, у него была высокая температура и вообще хотелось бы сесть на больничный. Утром он подошел к старшему, но вместо больничного листа получил могучий пинок под зад, который был назван «лечебным», и пожелание не хворать. Чертенок был глубоко несчастен, у него слезились глаза и свербило в носу. Набрав очередную пипетку раствора, он наклонился над ячейками, и в этот момент ему нестерпимо захотелось чихнуть. Чертенок зажмурился….
- А, а, а – Апчхи!!! – струя мельчайших брызг распылилась в воздухе, пальцы рефлекторно сжались, надавив на резиновую часть пипетки…. И весь запас невезухи, рассчитанный на десять человек, тонкой струйкой вылился в одну ячейку. Нетрудно догадаться, в чью. Да-да, день у Гаврилы обещал быть очень нескучным…..
- Бэд бойз, бэд бойз, вача гона ду, вача гона ду, вэн зей кам фо ю!!! Бэд бойз, бэд бойз, вача гона ду, вача гона ду, вэн зей кам фо ю!!!
Бессмертная мелодия Боба Марли вырвала Гаврилу из его сна, чуткого сна импульсивного онаниста. Он рывком сел на кровати, посмотрел на часы. 7.40!!! Твою мать, будильник не сработал! «Хорошо хоть этот наркоман сверху музыку врубил на полную, иначе бы вообще проспал!» – мысли носились внутри черепной коробки, как клопы под амфетамином.
Метнулся на кухню, включил чайник, кинулся в ванную комнату, залез под теплый душ. Мыться и чистить зубы пришлось одновременно. Под конец процедуры душевая лейка дернулась, из нее полилась ледяная вода. Дико заорав, Гаврила выскочил из ванны с лицом, перепачканным зубной пастой, мокрые ноги заскользили по кафельном полу и, чтобы не упасть, схватился рукой за полотенцесушитель. Естественно горячий. Слова отборного русского мата пронзили квартирный воздух. Тряся обожженной рукой, Гаврила вытер рожу полотенцем, быстро оделся, налил себе кофе и залпом выпил. Зря. Пить залпом горячий кофе минздрав не рекомендует…
Одевшись на бегу, наш герой выскочил за дверь и, решив не вызывать лифт, метнулся вниз по лестнице. Между вторым и третьим этажами он поскользнулся на луже блевотины, оставленной кем-то из уважаемых жильцов, и кубарем скатился по пролету. Выскочив за дверь, побежал за дом, где на газоне стоял его автомобиль, новенький кредитный Рено Дастер белого цвета. Добежал и встал как вкопанный, не веря своим глазам. Передние колеса автомобиля были спущены, на капоте лежала записка, прибитая к железу огромным гвоздем «двухсоткой». Гаврила подошел ближе и прочитал текст, написанный большими печатными буквами:
«Уважаемый автовладелец! Огромная просьба – пожалуйста, не паркуйте свое транспортное средство на газоне. Подумайте о маленьких детках, которые хотят резвиться на зеленой травке, бабушках, посадивших эти замечательные цветы. Кстати они называются «бархатцы». Очень надеюсь на понимание с Вашей стороны. Если же вы и впредь будете ставить свой автомобиль на газоне, то я взорву его к хуям. С надеждой на понимание,
искренне Ваш, любитель природы и соловьиных трелей, Свирепый Смурфик.»
Слезы сами собой навернулись на глаза, Гаврила вытер их рукавом куртки и попытался вытащить гвоздь. В этот момент зазвонил мобильник. На дисплее высветилось – “Бормотуха». Амба, начальник… Обреченно нажал на кнопку ответа:
- Ептабл! Времполдев! Тгде, пчемненарабочмест, бть!??
- Павел Егорович, извините, у меня машина сломалась, я скоро буду!
- Бшка бть слмлсь у тбя! Где бумшки на зелне?
- Простите, не расслышал.
- Бумшки на зелное недлюназд тбе двл!! Гд бть??
Вообще-то начальник отдела был вполне вменяемым пузатым мужчиной, где-то даже добрым. Но если что-то шло не так, усе…. Разбегайтесь валуны, нагибайтесь сосны…. Остановить его мог только направленный взрыв, чем мощнее, тем лучше. Параллельно с выпученными глазами и брызгами слюны речевой аппарат Павла Егоровича приходил в полную негодность. Он и в спокойном состоянии работал не очень, «проглатывая» буквы в произносимых словах, а уж в возбужденном… Весь алфавит летел к чертям, Кирилл и Мефодий в ужасе взирали на Павла Егоровича с небес, записывая его особо удачные перлы в берестяные блокнотики. За эту его особенность коллектив отдела экологии за глаза вполне заслуженно называл его «Бормотуха», хотя фамилия у него была самая обычная.
В трубке раздался голос Верочки, шикарной блондинки в богатой комплектации «Люкс», секретарши Павла Егоровича, сегодня выступающей в качестве переводчика со свиного на русский.
- Молодой человек, неделю назад я вам передала документы на садоводство «Зеленое». Вы должны были согласовать их в кадастровом отделе. Где они?
Гаврюша похолодел. Где где? В … верхнем ящике стола, сразу под порножурналом. Куда положил неделю назад, там и лежат.
- Они еще не готовы, я сегодня хотел…
Телефон в офисе видимо был поставлен на громкую связь, потому что сразу после этой фразы стало слышно, как начальник пошел на взлет, набрал высоту и отбомбился таким отборным матом, от которого телефон в руке Гаврилы покрылся инеем.
- Павел Егорович просил передать, что если вы не появитесь на рабочем месте через полчаса, он порвет вас как филин шапку – дипломатично констатировала Верочка и положила трубку.
Наш герой поймал на проспекте попутку и практически без происшествий добрался до места своей работы. Тот пустяк, что он вместо пятисотрублевой купюры отдал водителю пятитысячную можно не считать.
О том, что ему пришлось пережить в кабинете начальника, лучше не вспоминать. Из-за отсутствия документов Павлу Егоровичу пришлось перенести встречу с мэром, за что тот выдал ему по бороде.
Гавриле в свою очередь было обещано, что если «эти сраные бумажки» до шестнадцати часов не лягут на директорский стол, то на него ляжет сам Гаврила. А потом его продадут в самый грязный бордель Таиланда, где из его задницы сделают копилку, и это только начало….
Череда злоключений продолжалась, мелкие неприятности сыпались мелким градом.
Бухгалтер сообщил об ошибке при расчете его зарплаты, естественно не в пользу Гаврилы, в столовой какая-то толстая тетка облила его супом, вдобавок еще и обматерив за неуклюжесть.
Торговый автомат, стоявший в холле, взял с него деньги и зажал шоколадку.
Кофейный наоборот оказался чересчур щедрым, выдав в пластиковый стаканчик мощную струю жижи, которая украсила гаврилины штанишки коричневыми точками.
После обеда скрутило живот, он еле добежал до туалета, в котором провел незабываемые полчаса, уже на финишной прямой обнаружив отсутствие туалетной бумаги.
К концу рабочего дня ему стало казаться, что весь мир вокруг него участвует в шоу под названием «Достань Гаврилку». Единственным успехом за весь день можно было назвать только то, что ему удалось подготовить документы для Павла Егоровича. Отдав бумаги Верочке, он вышел на улицу, сел в маршрутку и через полчаса уже подходил к дому, прикидывая, где бы подешевле отремонтировать свой автомобиль и чего бы такого сожрать на ужин, чтобы не отравиться. Хотелось пива, плакать и ванну с пенкой. Угу, щас…
Бабульки, сидевшие на лавочке у подъезда, при виде его зашушукались, похватали свои палочки и резво скрылись в темноте. Гаврила пожал плечами, вошел в подъезд, поднялся на лифте на свой этаж, двери послушно распахнулись…. Он вышел и встал как вкопанный. Лестничная клетка была заполнена людьми в синей камуфляжной форме, на их головах были надеты черные маски, в руках короткие автоматы. Гаврилу прижали к стене, зажали рот рукой и жестом велели молчать. В это время один из них ударом огромной кувалды вышиб замок на двери его квартиры и быстро отошел в сторону. В дверной проем ринулись несколько бойцов.
- Всем лежать! Работает ОМОН!!
Гаврила замычал, зенки его выпучились. Из его квартиры вышел один из омоновцев, разговаривая по телефону.
- Пусто, товарищ полковник, никого. Сейчас группу на обыск запустим. А? Кировская, дом пять, квартира двадцать восемь. А? Так точно. Кто придурок? Как Киевская? Есть! – он убрал телефон и махнул рукой – Адрес не тот. Все за мной!!
Камуфлированная толпа снялась с места и удалилась прочь, загрохотав ботинками по ступенькам лестничных маршей.
Через полчаса наш герой в полном расстройстве сидел на кухне, звонил маме и ,всхлипывая, жаловался на тяжелую судьбу, заливая эфир воплями о несправедливости мира.
Яркая вспышка прервала его горестный монолог. Из угла кухни, распространяя вокруг себя запах гари, выкатился худенький чертенок с красным сопливым носом. Он, резво перебирая копытцами, побежал к Гавриле, на ходу бормоча:
- Ты эта, не серчай шибко, получилось так, вишь какая история…
Гаврила всхлипнул напоследок, свалился с табурета и ушел в глубокий обморок, виски его мгновенно покрылись сединой.
Чертенок грустно посмотрел на него, шмыгнул носом, положил на стол шоколадную конфетку и растворился в воздухе…
© Риксен
Гаврила дописал последнюю строчку своего сообщения и навел курсор мыши на иконку «отправить». Очередной пост про тяжелую жизнь простого работяги ушел в уютную «же-жежечку». Взглянув на часы, Гаврила охнул и побежал чистить зубки перед сном.
Иногда так бывает, что внешность человека совсем не соответствует его имени. Здоровенную бабищу с сорок четвертым размером ноги могут назвать Снежанна, а миниатюрную дамочку наоборот – Алефтина.
Вот и тут был такой же случай. Какой образ встает перед глазами простого обывателя, когда он слышит имя «Гаврила»? Правильно. Огромный мужик в косоворотке, с бородой и ручищами. Именно ручищами, потому что назвать эти два экскаваторных ковша «руками» язык не повернется даже у самого отъявленного фантазера. Гаврила ударом ноги может отправить в нокаут автобус, криком остановить водопад, ну или выпить залпом ведро водки, например. При этом он очень добрый, просто очень. Птички садятся ему на плечи, в карманах полно леденцов для детворы, а за печкой живет курносый ежик.
Наш Гаврила был неказист, нескладен и говнист. В армию его не взяли. Врач на медкомиссии прочитал его больничную карту, побледнел, перекрестился и поставил штамп «не годен» на соответствующей странице. Три раза.
В свои двадцать семь лет он ни дня не работал физически, просиживая штаны в мэрии, в отделе экологической безопасности и природопользования на должности штатного юриста. В этот отдел его по знакомству устроила мамуля после того, как Гаврила с пердежом закончил институт. Жил он в маленькой однокомнатной квартирке на окраине города, оставшейся от почившей бабушки. Естественно был не женат. Нет, он встречался с одной девушкой некоторое время, и они даже жили вместе. Недели две. На утро пятнадцатого дня девушка тихо собрала манатки, оставила на столе записку, в которой довольно подробно было описано его место в эволюционной цепочке, дана нелестная характеристика его личных качеств и высказано пожелание сдохнуть в муках. И ушла. По слухам, она стала лесбиянкой. На сегодняшний день наш герой имел гастрит, полтерабайта порнухи на компе и потные ладошки….
Гаврила почистил зубы, завел будильник на семь утра и юркнул под одеяло.
В это время где-то на небесах в поте лица работал могучий Худобор, бог проблем, простатита и мелких пакостей. Он смешивал в огромном котле ингредиенты для раствора, который затем его многочисленные помощники, вооруженные аптекарскими пипетками, выборочно капали в ячейки судьбы. Одна ячейка – один человек. Работа кипела, Худобор матерился на древнешумерском, проклиная мерзких людишек, которых каждый день становилось все больше и больше, что добавляло ему забот. Многочисленные помощники мелькали между огромными столами, работая на пределе своих возможностей. Один из них, худенький молодой чертенок с грустными глазами, работал медленнее остальных. Он простыл, у него была высокая температура и вообще хотелось бы сесть на больничный. Утром он подошел к старшему, но вместо больничного листа получил могучий пинок под зад, который был назван «лечебным», и пожелание не хворать. Чертенок был глубоко несчастен, у него слезились глаза и свербило в носу. Набрав очередную пипетку раствора, он наклонился над ячейками, и в этот момент ему нестерпимо захотелось чихнуть. Чертенок зажмурился….
- А, а, а – Апчхи!!! – струя мельчайших брызг распылилась в воздухе, пальцы рефлекторно сжались, надавив на резиновую часть пипетки…. И весь запас невезухи, рассчитанный на десять человек, тонкой струйкой вылился в одну ячейку. Нетрудно догадаться, в чью. Да-да, день у Гаврилы обещал быть очень нескучным…..
- Бэд бойз, бэд бойз, вача гона ду, вача гона ду, вэн зей кам фо ю!!! Бэд бойз, бэд бойз, вача гона ду, вача гона ду, вэн зей кам фо ю!!!
Бессмертная мелодия Боба Марли вырвала Гаврилу из его сна, чуткого сна импульсивного онаниста. Он рывком сел на кровати, посмотрел на часы. 7.40!!! Твою мать, будильник не сработал! «Хорошо хоть этот наркоман сверху музыку врубил на полную, иначе бы вообще проспал!» – мысли носились внутри черепной коробки, как клопы под амфетамином.
Метнулся на кухню, включил чайник, кинулся в ванную комнату, залез под теплый душ. Мыться и чистить зубы пришлось одновременно. Под конец процедуры душевая лейка дернулась, из нее полилась ледяная вода. Дико заорав, Гаврила выскочил из ванны с лицом, перепачканным зубной пастой, мокрые ноги заскользили по кафельном полу и, чтобы не упасть, схватился рукой за полотенцесушитель. Естественно горячий. Слова отборного русского мата пронзили квартирный воздух. Тряся обожженной рукой, Гаврила вытер рожу полотенцем, быстро оделся, налил себе кофе и залпом выпил. Зря. Пить залпом горячий кофе минздрав не рекомендует…
Одевшись на бегу, наш герой выскочил за дверь и, решив не вызывать лифт, метнулся вниз по лестнице. Между вторым и третьим этажами он поскользнулся на луже блевотины, оставленной кем-то из уважаемых жильцов, и кубарем скатился по пролету. Выскочив за дверь, побежал за дом, где на газоне стоял его автомобиль, новенький кредитный Рено Дастер белого цвета. Добежал и встал как вкопанный, не веря своим глазам. Передние колеса автомобиля были спущены, на капоте лежала записка, прибитая к железу огромным гвоздем «двухсоткой». Гаврила подошел ближе и прочитал текст, написанный большими печатными буквами:
«Уважаемый автовладелец! Огромная просьба – пожалуйста, не паркуйте свое транспортное средство на газоне. Подумайте о маленьких детках, которые хотят резвиться на зеленой травке, бабушках, посадивших эти замечательные цветы. Кстати они называются «бархатцы». Очень надеюсь на понимание с Вашей стороны. Если же вы и впредь будете ставить свой автомобиль на газоне, то я взорву его к хуям. С надеждой на понимание,
искренне Ваш, любитель природы и соловьиных трелей, Свирепый Смурфик.»
Слезы сами собой навернулись на глаза, Гаврила вытер их рукавом куртки и попытался вытащить гвоздь. В этот момент зазвонил мобильник. На дисплее высветилось – “Бормотуха». Амба, начальник… Обреченно нажал на кнопку ответа:
- Ептабл! Времполдев! Тгде, пчемненарабочмест, бть!??
- Павел Егорович, извините, у меня машина сломалась, я скоро буду!
- Бшка бть слмлсь у тбя! Где бумшки на зелне?
- Простите, не расслышал.
- Бумшки на зелное недлюназд тбе двл!! Гд бть??
Вообще-то начальник отдела был вполне вменяемым пузатым мужчиной, где-то даже добрым. Но если что-то шло не так, усе…. Разбегайтесь валуны, нагибайтесь сосны…. Остановить его мог только направленный взрыв, чем мощнее, тем лучше. Параллельно с выпученными глазами и брызгами слюны речевой аппарат Павла Егоровича приходил в полную негодность. Он и в спокойном состоянии работал не очень, «проглатывая» буквы в произносимых словах, а уж в возбужденном… Весь алфавит летел к чертям, Кирилл и Мефодий в ужасе взирали на Павла Егоровича с небес, записывая его особо удачные перлы в берестяные блокнотики. За эту его особенность коллектив отдела экологии за глаза вполне заслуженно называл его «Бормотуха», хотя фамилия у него была самая обычная.
В трубке раздался голос Верочки, шикарной блондинки в богатой комплектации «Люкс», секретарши Павла Егоровича, сегодня выступающей в качестве переводчика со свиного на русский.
- Молодой человек, неделю назад я вам передала документы на садоводство «Зеленое». Вы должны были согласовать их в кадастровом отделе. Где они?
Гаврюша похолодел. Где где? В … верхнем ящике стола, сразу под порножурналом. Куда положил неделю назад, там и лежат.
- Они еще не готовы, я сегодня хотел…
Телефон в офисе видимо был поставлен на громкую связь, потому что сразу после этой фразы стало слышно, как начальник пошел на взлет, набрал высоту и отбомбился таким отборным матом, от которого телефон в руке Гаврилы покрылся инеем.
- Павел Егорович просил передать, что если вы не появитесь на рабочем месте через полчаса, он порвет вас как филин шапку – дипломатично констатировала Верочка и положила трубку.
Наш герой поймал на проспекте попутку и практически без происшествий добрался до места своей работы. Тот пустяк, что он вместо пятисотрублевой купюры отдал водителю пятитысячную можно не считать.
О том, что ему пришлось пережить в кабинете начальника, лучше не вспоминать. Из-за отсутствия документов Павлу Егоровичу пришлось перенести встречу с мэром, за что тот выдал ему по бороде.
Гавриле в свою очередь было обещано, что если «эти сраные бумажки» до шестнадцати часов не лягут на директорский стол, то на него ляжет сам Гаврила. А потом его продадут в самый грязный бордель Таиланда, где из его задницы сделают копилку, и это только начало….
Череда злоключений продолжалась, мелкие неприятности сыпались мелким градом.
Бухгалтер сообщил об ошибке при расчете его зарплаты, естественно не в пользу Гаврилы, в столовой какая-то толстая тетка облила его супом, вдобавок еще и обматерив за неуклюжесть.
Торговый автомат, стоявший в холле, взял с него деньги и зажал шоколадку.
Кофейный наоборот оказался чересчур щедрым, выдав в пластиковый стаканчик мощную струю жижи, которая украсила гаврилины штанишки коричневыми точками.
После обеда скрутило живот, он еле добежал до туалета, в котором провел незабываемые полчаса, уже на финишной прямой обнаружив отсутствие туалетной бумаги.
К концу рабочего дня ему стало казаться, что весь мир вокруг него участвует в шоу под названием «Достань Гаврилку». Единственным успехом за весь день можно было назвать только то, что ему удалось подготовить документы для Павла Егоровича. Отдав бумаги Верочке, он вышел на улицу, сел в маршрутку и через полчаса уже подходил к дому, прикидывая, где бы подешевле отремонтировать свой автомобиль и чего бы такого сожрать на ужин, чтобы не отравиться. Хотелось пива, плакать и ванну с пенкой. Угу, щас…
Бабульки, сидевшие на лавочке у подъезда, при виде его зашушукались, похватали свои палочки и резво скрылись в темноте. Гаврила пожал плечами, вошел в подъезд, поднялся на лифте на свой этаж, двери послушно распахнулись…. Он вышел и встал как вкопанный. Лестничная клетка была заполнена людьми в синей камуфляжной форме, на их головах были надеты черные маски, в руках короткие автоматы. Гаврилу прижали к стене, зажали рот рукой и жестом велели молчать. В это время один из них ударом огромной кувалды вышиб замок на двери его квартиры и быстро отошел в сторону. В дверной проем ринулись несколько бойцов.
- Всем лежать! Работает ОМОН!!
Гаврила замычал, зенки его выпучились. Из его квартиры вышел один из омоновцев, разговаривая по телефону.
- Пусто, товарищ полковник, никого. Сейчас группу на обыск запустим. А? Кировская, дом пять, квартира двадцать восемь. А? Так точно. Кто придурок? Как Киевская? Есть! – он убрал телефон и махнул рукой – Адрес не тот. Все за мной!!
Камуфлированная толпа снялась с места и удалилась прочь, загрохотав ботинками по ступенькам лестничных маршей.
Через полчаса наш герой в полном расстройстве сидел на кухне, звонил маме и ,всхлипывая, жаловался на тяжелую судьбу, заливая эфир воплями о несправедливости мира.
Яркая вспышка прервала его горестный монолог. Из угла кухни, распространяя вокруг себя запах гари, выкатился худенький чертенок с красным сопливым носом. Он, резво перебирая копытцами, побежал к Гавриле, на ходу бормоча:
- Ты эта, не серчай шибко, получилось так, вишь какая история…
Гаврила всхлипнул напоследок, свалился с табурета и ушел в глубокий обморок, виски его мгновенно покрылись сединой.
Чертенок грустно посмотрел на него, шмыгнул носом, положил на стол шоколадную конфетку и растворился в воздухе…
© Риксен
Александр ГЕРАСИМОВ
СВОЛОЧЬ
л.к.
1
Эмма Рабинович была замужем за зубным техником, или, интеллигентней сказать, дантистом. Обладала редкой красоты голосом. Однако, всякий раз, когда ее просили спеть, тушевалась и просила у кого-нибудь из гостей ириску или жевательную резинку – приклеить вечно вываливающийся изо рта сработанный ее нежным супругом зубной мост.
С Матвеем Никифоровичем Лыжиным случались штуки и того похлеще. С недавних пор ему стало казаться, что все, что с ним приключается, происходит вовсе даже не с ним, а с каким-то другим, пусть даже похожим на него человеком. Все чаще он думал о себе в третьем лице. Ему стал сниться покойный сын. Он вдруг начал покупать абсолютно ненужные вещи. Сгоряча даже чуть было не стал коллекционером – в поисках какой-то необходимой в его холостяцком хозяйстве вещи забрел в скупку, где ему понравилась коллекция петровских пятаков. Однако свойственная ему скаредность, или скорей сказать, практичность не дала потратить довольно изрядную сумму денег и тем самым спасла его от пагубной, как он всегда считал, страсти коллекционирования.
В снах он наблюдал себя в самом положительном свете. Сновидения были четкие и цветные, даже немного слишком, как раскрашенная рукой провинциального ретушера фотографическая карточка. Виделись ему сны правильные и всегда легко объяснимые потрепанным сонником Миллера, ранее принадлежавшим покойной соседке, Виктории Ксенофонтовне. Например: газету читать – означало, что в делах непременно выйдет какой-нибудь обман, или репутация будет опорочена, а горбун – неожиданные осложнения в планах на будущее. И напротив, миндаль увидеть, либо колбасу во сне есть – будете удачливы во многих своих начинаниях. А если приснится магнит – это означает, что дурное влияние собьет вас с пути истинного. Возможно, что женщина завлечет вас с тем, чтобы погубить.
Однажды, прямо на улице, совершенно незнакомая дамочка остановила Матвея Никифоровича, схвативши за лацканы его старенького пальто, да так крепко, что совершенно было не вырваться, и, долго не отводя пристального взгляда, молча смотрела ему в лицо, словно бы желая высмотреть всего до донышка. После, резко тряхнув головой, сказала: «Нет! Не он! Точно, что не он!» Потом, словно с сожалением о чем-то потерянном и не найденном, как бы извиняясь: «Простите, – мол, – обозналась. Уж очень вы мне одного человека напомнили». И пошла, как ни в чем не бывало. Надо же! Три дня после на улицу не показывался. Все казалось, появись – сейчас из-за угла выскочит и схватит под микитки. Потом – ничего, стал выползать потихонечку.
С детства Матвея Никифоровича пугали стишки о попе и его собаке:
«...Вырыл ямку, закопал,
Над могилкой надписал…»
Жестокость священнослужителя казалась ему чрезмерной и бессмысленной. Тем более что история эта продолжалась и была бесконечной, как наказание в загробной жизни. Его несколько пугала эта бесконечность и неотвратимость. Рисовалось ему это дело в виде все той же несчастной собаки с голоду или с чего-нибудь еще укусившей самое себя за хвост, да так и застывшей в таком бессмысленном и некрасивом положении, приличном разве что какой-нибудь пресмыкающей твари, в роде ящерицы, или там змеи, а уж никак не доброму млекопитающему, коими, несомненно, являются собака, волк и подобные им творения Создателя. Размышление о грядущем небесном возмездии было постоянным напоминанием Матвей Никифоровичу о нескольких дурных поступках, совершенных, однако, так давно, что небесная канцелярия при очередной ревизии бумаг должно быть как-нибудь позабыла их вписать в новый реестр наказаний. Впрочем, напоминание это было привычным и замыленным, словно застарелая зубная боль, утоляемая с помощью теплых содовых и травяных полосканий.
Еще постоянным мечтанием Матвея Никифоровича было представление о том, что однажды ему в руки случайно попадет крупная сумма денег. Что-нибудь около миллиона или двух в фунтах стерлингов. Ему отчего-то думалось именно об этих бледных, крахмально хрустящих бумажках с изображенной на них некрасивой королевой Великобритании. И случится это при таких обстоятельствах, что никто об этом не будет знать. Потом выяснится, что валюта принадлежала наследному принцу Чарльзу, инкогнито посетившему нашу страну с благотворительными целями. Он де с супругой, леди Камиллой мечтал подарить эти денежные средства беспризорным сиротам. А денежки возьми и пропади при невыясненных обстоятельствах. Об этом дают объявления в центральной прессе. Инкогнито сэра Чарльза раскрыто! Международный скандал! Тут на сцену выступает наш герой. И со слезами гордости за весь наш честный народ возвращает баснословную сумму законному владельцу. Все в шоке! Некрасивая королева жалует Матвея Никифоровича рыцарем. И так далее.
Матвей Никифорович даже упражнялся изредка в присаживании на одно колено, чтобы венценосной особе было способней ударять мечом по его плечу. Но дни шли, а деньги никак не находились. Лыжин даже изменил немножечко свои мечтания. Допустим, он находит не миллион, а что-нибудь около тыщи или двух. И не фунтов, а хотя бы просто рублей. И, в силу того, что объявления о пропаже не публикуются, присваивает их себе. А дальше, как говорится, посмотрим.
2
Как-то раз в окно он увидал, как молодая, даже скорее юная, мамаша наказывает своего малолетнего отпрыска. С необыкновенной яростью она хлестала его растопыренной, побелевшей от напряжения ладонью по совсем еще крошечной попке. Схваченное за ручку дитя с невиданной сноровкой молча уворачивалось от наказания. Родительницу ловкость ребенка заводила, и она с еще большим тщанием силилась попасть по ускользающей цели. Наконец ребенок вырвался и припустил что было духу во двор. Мать, всклокоченная и раскрасневшаяся, без сил опустилась прямо на пыльные плиты тротуара. Как-то сразу стало видно, что она пьяна, или по какой-нибудь другой причине не в себе. Однако прохожие люди не только не схватили нерадивую мамашу, а даже, как Матвею Никифоровичу показалось, следуя мимо, с некоторым одобрением и сочувствием поглядывали на сидящую в пыли узурпаторшу.
С этих пор Лыжин стал мечтать о том, что неплохо было бы каким-нибудь образом приобресть в личное пользование такого вот небольших размеров человека, чтобы можно было им помыкать, воспитывать его и быть над ним главным.
3
В голову Матвею Никифоровичу пришла мысль – годы идут, вместе с ними проходит вероятность быть кем-то еще, кроме того, что он есть. Стал прикидывать – получилось не так уж и мало. Выходило, что он, по причине рассеянности и свойственной ему замедленности реакции, уже никогда не выучится управлять автомобилем, геликоптером или каким-либо еще серьезным транспортным средством; вследствие природной робости и неловкости не будет карточным шулером, или грабителем банков; практически начисто упущена возможность овладеть мало-мальски обворожительной дамочкой где-нибудь на Рижском взморье или, к примеру, на Канарских островах, на каком-нибудь там, понимаете, Тенерифе; начинать всерьез пить или курить было уже поздновато; физкультурник из него всегда был никудышный; играть на музыкальных инструментах Лыжин был тоже небольшой охотник и почитал такие упражнения пустым занятием, но, трезво оценивая свои способности, он понимал, что и этот шанс им прохлопан; достичь высот в духовном, к примеру, звании тоже не представлялось допустимым. Оставалось успокоиться тем, что дала ему нещедрая его судьба – быть обычным обвальщиком свиных туш на Ордена Трудового Красного Знамени пищевом комбинате имени Карла Маркса и Розы Люксембург тож.
4
Однажды на работе Матвею Никифоровичу попался на глаза невесть откуда оказавшийся в убойном цехе крохотный козленок – должно быть по дороге на комбинат какая-нибудь несчастная козочка, про которую и не подумаешь, что она способна к продолжению рода и может вот так вдруг ни с того ни с сего окотиться, разрешилась от бремени таким пустяком, иначе не скажешь. Присев на корточки, Лыжин поманил несчастное животное окровавленным от работы пальцем, справедливо полагая, что этот природный казус следует устранить единственным логичным способом, вытекающим из характера предприятия – взять за задние ноги, хлобыстнуть кудрявой головешкой о бетонный угол цеха так, чтобы только мозги полетели в разные стороны да и бросить потом тушку в оцинкованный короб предназначенный для всякой дряни, использованной ветоши и отходов производства – какой с неё прок.
Однако, когда скотинка, неверно ступая на слабеньких своих ножках, доверчиво приблизилась к сидевшему орлом Лыжину, какой-то неведомый лишний комок шевельнулся у него в низу живота, оторвался и полетел прямиком к сразу пересохшему горлу. Должно быть, вследствие этого физиологического происшествия вместо того, чтобы поступить, как задумывал, Матвей Никифорович взял козленка на руки, посмотрел в глубину его желтых зрачков и с несвойственной ему нежностью изрек что-то вроде того, что, дескать, ну чего, дурачок, дрожишь, мамку потерял, единорог? ну да ладно колотиться, а иди-ка ты лучше вот сюда. И, завернув зверька в перепачканный коричневой кровью фартух, пошел поискать по территории какой-нибудь картонный ящик поцелее с тем, чтобы устроить в нем квартиру для «единорога».
5
После работы Лыжин завернул коробку с козленочком в старый ватник, и, заговорщицки подмигнув своему старому приятелю вахтеру, благополучно миновал проходную. По дороге домой он специально зашел в дежурный «Гастроном» и приобрел в молочном отделе склянку с козьим молоком.
Придя домой, Матвей Никифорович отыскал в буфете чудом уцелевшее от жизненных бурь неглубокое блюдце и нацедил в него душистой жидкости из бутылочки. «Пей, чучело! Чего дрожишь? – кривым, заскорузлым пальцем Лыжин стал подталкивать животного к миске, – Вот дура!» Козленок уперся в пол и копытом перевернул блюдце. Попадая в трещины, желтоватая лужица растеклась по давно немытому линолеуму. «Не было у бабки забот – купила поросёнка», – Лыжин матюгнулся про себя, взял с раковины старую засохшую латинской буквой «U» тряпку и стал неумело растирать лужу по полу.
«Ты ччё, Матвей, с дуба рухнул-нах? – уперевшись в стены растопыренными руками в дверном проеме повисла неопрятная фигура Лыжинского соседа, потомственного алкоголика и убежденного безработного Ивана Трунова, – на дом работу брать стал-нах? Мало тебе нах, душегубу-нах, на заводе в кровище барахтаться-нах, так ты в жилище-нах жертвы тащишь-нах! Вон чего развёл-нах!» Трунов попытался круглым жестом обозначить границы устроенного Лыжиным безобразия, но центробежная сила развернула его в дверях и бросила назад в коммунальные недра.
Неуклюже взяв козленка на сгиб руки, Лыжин в темноте ощупью пробрался в свою комнату. Следует заметить, что Лыжинская жилплощадь представляла собой помещение 4х2,5 метра общего пользования. В таких горенках коммунальные люди сушат белье, держат старые санки, детские ванночки, велосипеды, дырявые тазы и прочий годами ненужный скарб. Однако, Лыжину, как лицу, пострадавшему от безотцовщины и прочего беспризорного угнетения и неудовольствия, комната эта была отдана в безраздельное и единоличное пользование на сорок девять лет без уплаты аренды и всего остального государственного налога и обложения деньгами.
6
- Сусед-нах, – привычно гундосил Трунов, – дай десяточку, трубы смазать-нах. А то ведь горят трубы-ти?...
-Погоди, Ванька, не до тебя! В аптеку мне надо, – Лыжин отставил блюдечко, сунул козленка в свою сиротскую койку под жесткое солдатское одеяло и засобирался на улицу.
- Сусед… – заверещал было Иван, – захвати там боярышника-нах! Девять пятьдесят пузырёк!..
Но Матвей Никифорович уже спускался по щербатым ступеням.
В круглосуточной аптеке было тихо и гулко, как в морге. Пожилая, одетая в мятый крахмальный халат тетка, подложив под голову медицинскую шапочку кемарила на раскрытой «Графине де Монсоро».
- Это… гражданка… дама… как вас там, – Лыжин согнутым пальцем постучал в стекло перегородки, – можно… это… рожок, что ли…
Провизорша оторвала смятую голову от книги, осовело посмотрела на Лыжина и привычным жестом потянулась к коробке с коричневыми, закатанными желтыми металлическими пробками пузырьками, – Сколько? – с неудовольствием спросила она, зевнула и зябко передернулась.
- Мне это…как его там, мать его…рожок что ли, – неуверенно повторил Лыжин, – Ну, это… детей кормить чтобы, соску там… не знаю, молоко чтобы…
- Какое молоко? Что вы голову мне морочите? Боярышник? – аптекарша зло посмотрела на Лыжина.
- Какого, – не понял Лыжин, – я это… ну, чтобы сосал… ребятёнок… без мамки… ну навроде титьки чтобы…
- Господи! Чтобы вас, алкашей! – грозно вскрикнула тетка, – чего тебе, говори толком?!
- Дык, этта…– совсем потерялся Матвей Никифорович, – чтоб сосать! – выкрикнул он, – рожок, мать твою!
Провизорша повернулась к висящим за ее спиной часам.
- Йоп вашу мать! Два часа пятнадцать минут, – металлическим голосом прокричала она, – а вы мне тут голову морочите! Какой еще рожок?! Сами не знаете, чего вам надо! Допились до ручки, сволочи! блиади! Как вы мне надоели! У меня дочь – двоешница! Сын в тюрьме! Невестка, сука, проститутка, мотается, где попало! Внуков не дождешься! Хули вам еще надо?!
- Рожок… – эхом повторил Лыжин.
Тетка окончательно проснулась и другими глазами посмотрела на Лыжина.
- Простите, Бога ради! Совсем достали, алкаши проклятые! Что вам?
- Дык, молоко, чтобы… – чуть не плача выдавил из себя Матвей Никифорович, и вдруг сбивчиво и, торопясь, понимая, что его могут принять за сумасшедшего, принялся рассказывать, что, дескать, козленок, мать его, откуда взялся – непонятно, но ведь живая душа, глаза, как у Алёнки с обложки шоколада, и в чем душа только держится, а ведь надо же, сука!, достал до глубины души, мать твою! Всю жизнь живу, а такое в первый раз! Хотел пришибить, а не смог! Котят вешал – мама не горюй, на алюминиевой проволоке! Воспитательша, гадина, изнасиловала! Привязала к койке в изоляторе и изнасиловала! Вот как Бог есть свят! Сука! Верка Дринёва во втором классе на последнем уроке обоссалась, спроситься постеснялась! Все смеялись, а я в нее влюбленный был! Пашка, друг лучший, к любовнице по веревке на балкон с крыши лез, она его, пьяного, не пускала – оборвался, ёбнулся об асфальт – зубы в разные стороны! А мне Надька сына родила! – так, сука, и убила, по пьяне – ножом кухонным зарезала – я карандаш им хотел заточить – хер там! А она зарезала нахуй! Рожок, чтобы дитя кормить, мать его! Пить хочет!
Лыжин размазывал грязные слезы по серым щекам. Тетка оцепенела. Потом вдруг, словно бы все поняла, будто бы все было в порядке вещей – стала доставать стеклянные бутылочки с завернутыми в них наизнанку сосками, с нарисованными гусями и котятами. Старенький, похожий на Ленина доктор Айболит с деревянной трубкой в руке прищурившись, грозил кому-то пальцем. Стоя на задних лапах, щенок выпрашивал у прелестной девочки конфету. Толстый германский бутуз, сидя в тележке, пускал пузыри…
7
Влажные серо-фиолетовые утренние сумерки вставали над городом. Матвей Никифорович, груженный бутылками с грудничковой смесью, возвращался в свое коммунальное логово. Крошечное стеклянное счастье тоненько постукивало в карманах. «Сынок, б л ядь! – нежно думал Лыжин, – Вот сволочь! Надо же!»
СВОЛОЧЬ
л.к.
1
Эмма Рабинович была замужем за зубным техником, или, интеллигентней сказать, дантистом. Обладала редкой красоты голосом. Однако, всякий раз, когда ее просили спеть, тушевалась и просила у кого-нибудь из гостей ириску или жевательную резинку – приклеить вечно вываливающийся изо рта сработанный ее нежным супругом зубной мост.
С Матвеем Никифоровичем Лыжиным случались штуки и того похлеще. С недавних пор ему стало казаться, что все, что с ним приключается, происходит вовсе даже не с ним, а с каким-то другим, пусть даже похожим на него человеком. Все чаще он думал о себе в третьем лице. Ему стал сниться покойный сын. Он вдруг начал покупать абсолютно ненужные вещи. Сгоряча даже чуть было не стал коллекционером – в поисках какой-то необходимой в его холостяцком хозяйстве вещи забрел в скупку, где ему понравилась коллекция петровских пятаков. Однако свойственная ему скаредность, или скорей сказать, практичность не дала потратить довольно изрядную сумму денег и тем самым спасла его от пагубной, как он всегда считал, страсти коллекционирования.
В снах он наблюдал себя в самом положительном свете. Сновидения были четкие и цветные, даже немного слишком, как раскрашенная рукой провинциального ретушера фотографическая карточка. Виделись ему сны правильные и всегда легко объяснимые потрепанным сонником Миллера, ранее принадлежавшим покойной соседке, Виктории Ксенофонтовне. Например: газету читать – означало, что в делах непременно выйдет какой-нибудь обман, или репутация будет опорочена, а горбун – неожиданные осложнения в планах на будущее. И напротив, миндаль увидеть, либо колбасу во сне есть – будете удачливы во многих своих начинаниях. А если приснится магнит – это означает, что дурное влияние собьет вас с пути истинного. Возможно, что женщина завлечет вас с тем, чтобы погубить.
Однажды, прямо на улице, совершенно незнакомая дамочка остановила Матвея Никифоровича, схвативши за лацканы его старенького пальто, да так крепко, что совершенно было не вырваться, и, долго не отводя пристального взгляда, молча смотрела ему в лицо, словно бы желая высмотреть всего до донышка. После, резко тряхнув головой, сказала: «Нет! Не он! Точно, что не он!» Потом, словно с сожалением о чем-то потерянном и не найденном, как бы извиняясь: «Простите, – мол, – обозналась. Уж очень вы мне одного человека напомнили». И пошла, как ни в чем не бывало. Надо же! Три дня после на улицу не показывался. Все казалось, появись – сейчас из-за угла выскочит и схватит под микитки. Потом – ничего, стал выползать потихонечку.
С детства Матвея Никифоровича пугали стишки о попе и его собаке:
«...Вырыл ямку, закопал,
Над могилкой надписал…»
Жестокость священнослужителя казалась ему чрезмерной и бессмысленной. Тем более что история эта продолжалась и была бесконечной, как наказание в загробной жизни. Его несколько пугала эта бесконечность и неотвратимость. Рисовалось ему это дело в виде все той же несчастной собаки с голоду или с чего-нибудь еще укусившей самое себя за хвост, да так и застывшей в таком бессмысленном и некрасивом положении, приличном разве что какой-нибудь пресмыкающей твари, в роде ящерицы, или там змеи, а уж никак не доброму млекопитающему, коими, несомненно, являются собака, волк и подобные им творения Создателя. Размышление о грядущем небесном возмездии было постоянным напоминанием Матвей Никифоровичу о нескольких дурных поступках, совершенных, однако, так давно, что небесная канцелярия при очередной ревизии бумаг должно быть как-нибудь позабыла их вписать в новый реестр наказаний. Впрочем, напоминание это было привычным и замыленным, словно застарелая зубная боль, утоляемая с помощью теплых содовых и травяных полосканий.
Еще постоянным мечтанием Матвея Никифоровича было представление о том, что однажды ему в руки случайно попадет крупная сумма денег. Что-нибудь около миллиона или двух в фунтах стерлингов. Ему отчего-то думалось именно об этих бледных, крахмально хрустящих бумажках с изображенной на них некрасивой королевой Великобритании. И случится это при таких обстоятельствах, что никто об этом не будет знать. Потом выяснится, что валюта принадлежала наследному принцу Чарльзу, инкогнито посетившему нашу страну с благотворительными целями. Он де с супругой, леди Камиллой мечтал подарить эти денежные средства беспризорным сиротам. А денежки возьми и пропади при невыясненных обстоятельствах. Об этом дают объявления в центральной прессе. Инкогнито сэра Чарльза раскрыто! Международный скандал! Тут на сцену выступает наш герой. И со слезами гордости за весь наш честный народ возвращает баснословную сумму законному владельцу. Все в шоке! Некрасивая королева жалует Матвея Никифоровича рыцарем. И так далее.
Матвей Никифорович даже упражнялся изредка в присаживании на одно колено, чтобы венценосной особе было способней ударять мечом по его плечу. Но дни шли, а деньги никак не находились. Лыжин даже изменил немножечко свои мечтания. Допустим, он находит не миллион, а что-нибудь около тыщи или двух. И не фунтов, а хотя бы просто рублей. И, в силу того, что объявления о пропаже не публикуются, присваивает их себе. А дальше, как говорится, посмотрим.
2
Как-то раз в окно он увидал, как молодая, даже скорее юная, мамаша наказывает своего малолетнего отпрыска. С необыкновенной яростью она хлестала его растопыренной, побелевшей от напряжения ладонью по совсем еще крошечной попке. Схваченное за ручку дитя с невиданной сноровкой молча уворачивалось от наказания. Родительницу ловкость ребенка заводила, и она с еще большим тщанием силилась попасть по ускользающей цели. Наконец ребенок вырвался и припустил что было духу во двор. Мать, всклокоченная и раскрасневшаяся, без сил опустилась прямо на пыльные плиты тротуара. Как-то сразу стало видно, что она пьяна, или по какой-нибудь другой причине не в себе. Однако прохожие люди не только не схватили нерадивую мамашу, а даже, как Матвею Никифоровичу показалось, следуя мимо, с некоторым одобрением и сочувствием поглядывали на сидящую в пыли узурпаторшу.
С этих пор Лыжин стал мечтать о том, что неплохо было бы каким-нибудь образом приобресть в личное пользование такого вот небольших размеров человека, чтобы можно было им помыкать, воспитывать его и быть над ним главным.
3
В голову Матвею Никифоровичу пришла мысль – годы идут, вместе с ними проходит вероятность быть кем-то еще, кроме того, что он есть. Стал прикидывать – получилось не так уж и мало. Выходило, что он, по причине рассеянности и свойственной ему замедленности реакции, уже никогда не выучится управлять автомобилем, геликоптером или каким-либо еще серьезным транспортным средством; вследствие природной робости и неловкости не будет карточным шулером, или грабителем банков; практически начисто упущена возможность овладеть мало-мальски обворожительной дамочкой где-нибудь на Рижском взморье или, к примеру, на Канарских островах, на каком-нибудь там, понимаете, Тенерифе; начинать всерьез пить или курить было уже поздновато; физкультурник из него всегда был никудышный; играть на музыкальных инструментах Лыжин был тоже небольшой охотник и почитал такие упражнения пустым занятием, но, трезво оценивая свои способности, он понимал, что и этот шанс им прохлопан; достичь высот в духовном, к примеру, звании тоже не представлялось допустимым. Оставалось успокоиться тем, что дала ему нещедрая его судьба – быть обычным обвальщиком свиных туш на Ордена Трудового Красного Знамени пищевом комбинате имени Карла Маркса и Розы Люксембург тож.
4
Однажды на работе Матвею Никифоровичу попался на глаза невесть откуда оказавшийся в убойном цехе крохотный козленок – должно быть по дороге на комбинат какая-нибудь несчастная козочка, про которую и не подумаешь, что она способна к продолжению рода и может вот так вдруг ни с того ни с сего окотиться, разрешилась от бремени таким пустяком, иначе не скажешь. Присев на корточки, Лыжин поманил несчастное животное окровавленным от работы пальцем, справедливо полагая, что этот природный казус следует устранить единственным логичным способом, вытекающим из характера предприятия – взять за задние ноги, хлобыстнуть кудрявой головешкой о бетонный угол цеха так, чтобы только мозги полетели в разные стороны да и бросить потом тушку в оцинкованный короб предназначенный для всякой дряни, использованной ветоши и отходов производства – какой с неё прок.
Однако, когда скотинка, неверно ступая на слабеньких своих ножках, доверчиво приблизилась к сидевшему орлом Лыжину, какой-то неведомый лишний комок шевельнулся у него в низу живота, оторвался и полетел прямиком к сразу пересохшему горлу. Должно быть, вследствие этого физиологического происшествия вместо того, чтобы поступить, как задумывал, Матвей Никифорович взял козленка на руки, посмотрел в глубину его желтых зрачков и с несвойственной ему нежностью изрек что-то вроде того, что, дескать, ну чего, дурачок, дрожишь, мамку потерял, единорог? ну да ладно колотиться, а иди-ка ты лучше вот сюда. И, завернув зверька в перепачканный коричневой кровью фартух, пошел поискать по территории какой-нибудь картонный ящик поцелее с тем, чтобы устроить в нем квартиру для «единорога».
5
После работы Лыжин завернул коробку с козленочком в старый ватник, и, заговорщицки подмигнув своему старому приятелю вахтеру, благополучно миновал проходную. По дороге домой он специально зашел в дежурный «Гастроном» и приобрел в молочном отделе склянку с козьим молоком.
Придя домой, Матвей Никифорович отыскал в буфете чудом уцелевшее от жизненных бурь неглубокое блюдце и нацедил в него душистой жидкости из бутылочки. «Пей, чучело! Чего дрожишь? – кривым, заскорузлым пальцем Лыжин стал подталкивать животного к миске, – Вот дура!» Козленок уперся в пол и копытом перевернул блюдце. Попадая в трещины, желтоватая лужица растеклась по давно немытому линолеуму. «Не было у бабки забот – купила поросёнка», – Лыжин матюгнулся про себя, взял с раковины старую засохшую латинской буквой «U» тряпку и стал неумело растирать лужу по полу.
«Ты ччё, Матвей, с дуба рухнул-нах? – уперевшись в стены растопыренными руками в дверном проеме повисла неопрятная фигура Лыжинского соседа, потомственного алкоголика и убежденного безработного Ивана Трунова, – на дом работу брать стал-нах? Мало тебе нах, душегубу-нах, на заводе в кровище барахтаться-нах, так ты в жилище-нах жертвы тащишь-нах! Вон чего развёл-нах!» Трунов попытался круглым жестом обозначить границы устроенного Лыжиным безобразия, но центробежная сила развернула его в дверях и бросила назад в коммунальные недра.
Неуклюже взяв козленка на сгиб руки, Лыжин в темноте ощупью пробрался в свою комнату. Следует заметить, что Лыжинская жилплощадь представляла собой помещение 4х2,5 метра общего пользования. В таких горенках коммунальные люди сушат белье, держат старые санки, детские ванночки, велосипеды, дырявые тазы и прочий годами ненужный скарб. Однако, Лыжину, как лицу, пострадавшему от безотцовщины и прочего беспризорного угнетения и неудовольствия, комната эта была отдана в безраздельное и единоличное пользование на сорок девять лет без уплаты аренды и всего остального государственного налога и обложения деньгами.
6
- Сусед-нах, – привычно гундосил Трунов, – дай десяточку, трубы смазать-нах. А то ведь горят трубы-ти?...
-Погоди, Ванька, не до тебя! В аптеку мне надо, – Лыжин отставил блюдечко, сунул козленка в свою сиротскую койку под жесткое солдатское одеяло и засобирался на улицу.
- Сусед… – заверещал было Иван, – захвати там боярышника-нах! Девять пятьдесят пузырёк!..
Но Матвей Никифорович уже спускался по щербатым ступеням.
В круглосуточной аптеке было тихо и гулко, как в морге. Пожилая, одетая в мятый крахмальный халат тетка, подложив под голову медицинскую шапочку кемарила на раскрытой «Графине де Монсоро».
- Это… гражданка… дама… как вас там, – Лыжин согнутым пальцем постучал в стекло перегородки, – можно… это… рожок, что ли…
Провизорша оторвала смятую голову от книги, осовело посмотрела на Лыжина и привычным жестом потянулась к коробке с коричневыми, закатанными желтыми металлическими пробками пузырьками, – Сколько? – с неудовольствием спросила она, зевнула и зябко передернулась.
- Мне это…как его там, мать его…рожок что ли, – неуверенно повторил Лыжин, – Ну, это… детей кормить чтобы, соску там… не знаю, молоко чтобы…
- Какое молоко? Что вы голову мне морочите? Боярышник? – аптекарша зло посмотрела на Лыжина.
- Какого, – не понял Лыжин, – я это… ну, чтобы сосал… ребятёнок… без мамки… ну навроде титьки чтобы…
- Господи! Чтобы вас, алкашей! – грозно вскрикнула тетка, – чего тебе, говори толком?!
- Дык, этта…– совсем потерялся Матвей Никифорович, – чтоб сосать! – выкрикнул он, – рожок, мать твою!
Провизорша повернулась к висящим за ее спиной часам.
- Йоп вашу мать! Два часа пятнадцать минут, – металлическим голосом прокричала она, – а вы мне тут голову морочите! Какой еще рожок?! Сами не знаете, чего вам надо! Допились до ручки, сволочи! блиади! Как вы мне надоели! У меня дочь – двоешница! Сын в тюрьме! Невестка, сука, проститутка, мотается, где попало! Внуков не дождешься! Хули вам еще надо?!
- Рожок… – эхом повторил Лыжин.
Тетка окончательно проснулась и другими глазами посмотрела на Лыжина.
- Простите, Бога ради! Совсем достали, алкаши проклятые! Что вам?
- Дык, молоко, чтобы… – чуть не плача выдавил из себя Матвей Никифорович, и вдруг сбивчиво и, торопясь, понимая, что его могут принять за сумасшедшего, принялся рассказывать, что, дескать, козленок, мать его, откуда взялся – непонятно, но ведь живая душа, глаза, как у Алёнки с обложки шоколада, и в чем душа только держится, а ведь надо же, сука!, достал до глубины души, мать твою! Всю жизнь живу, а такое в первый раз! Хотел пришибить, а не смог! Котят вешал – мама не горюй, на алюминиевой проволоке! Воспитательша, гадина, изнасиловала! Привязала к койке в изоляторе и изнасиловала! Вот как Бог есть свят! Сука! Верка Дринёва во втором классе на последнем уроке обоссалась, спроситься постеснялась! Все смеялись, а я в нее влюбленный был! Пашка, друг лучший, к любовнице по веревке на балкон с крыши лез, она его, пьяного, не пускала – оборвался, ёбнулся об асфальт – зубы в разные стороны! А мне Надька сына родила! – так, сука, и убила, по пьяне – ножом кухонным зарезала – я карандаш им хотел заточить – хер там! А она зарезала нахуй! Рожок, чтобы дитя кормить, мать его! Пить хочет!
Лыжин размазывал грязные слезы по серым щекам. Тетка оцепенела. Потом вдруг, словно бы все поняла, будто бы все было в порядке вещей – стала доставать стеклянные бутылочки с завернутыми в них наизнанку сосками, с нарисованными гусями и котятами. Старенький, похожий на Ленина доктор Айболит с деревянной трубкой в руке прищурившись, грозил кому-то пальцем. Стоя на задних лапах, щенок выпрашивал у прелестной девочки конфету. Толстый германский бутуз, сидя в тележке, пускал пузыри…
7
Влажные серо-фиолетовые утренние сумерки вставали над городом. Матвей Никифорович, груженный бутылками с грудничковой смесью, возвращался в свое коммунальное логово. Крошечное стеклянное счастье тоненько постукивало в карманах. «Сынок, б л ядь! – нежно думал Лыжин, – Вот сволочь! Надо же!»
Когда коту нечего делать, он лижет яйца. Когда хозяйке кота нечего делать, она заводит коту отдельную страничку на фб. Обмывает это брютиком пол ночи... Забывает о страничке кота.
В тщетной попытке хоть как-то проснуться, человек лезет почитать ленту, покурить, выпить чашечку кофэ... А там: "Домашнее Животное Алексей запланировал мероприятие".
Последний раз я так люто охуевала с прочитанного на электронном устройстве, когда на богомерзком сайте Одноклассники завела какую-то, сука, ферму. Назвала её ЖОПА и забыла. Через некоторое время, на тогда ещё кнопочный телефон, пришло смс: "Виктория. Ваша ЖОПА пришла в упадок, сделайте там улей для пчёл!" ШТОЭ????!!!
Вика Самсонова
В тщетной попытке хоть как-то проснуться, человек лезет почитать ленту, покурить, выпить чашечку кофэ... А там: "Домашнее Животное Алексей запланировал мероприятие".
Последний раз я так люто охуевала с прочитанного на электронном устройстве, когда на богомерзком сайте Одноклассники завела какую-то, сука, ферму. Назвала её ЖОПА и забыла. Через некоторое время, на тогда ещё кнопочный телефон, пришло смс: "Виктория. Ваша ЖОПА пришла в упадок, сделайте там улей для пчёл!" ШТОЭ????!!!
Вика Самсонова