У
ПЕРДИМОНОКЛЬ сказание о земле нерусской в трех частях.
С утра в деревне случилась революция:
Летючая тарелка приземлилась аккурат на покатую крышу набитого всякой чепухой сарая головы поселковой управы Степаныча. Жутко напугав народ,кур и праздно жующую поблизости безрогую скотину. Жители взбаломутились, но уверенно разбрелись по домам бояться второго пришествия. Первым поглядеть на чудо вышел Степаныч:
-Епиндрить его в коромысло! Чеша затылок многозначно произнес старик. Эвоно кака хреновина то получается?
Из форточки в сенях раздался голос супружницы:
-Василь, чё ты там уронил опять христопродавец?
-Сиди Манька, тут металлолом вне плану сдали.
Тем временем на деревенской площади собрался несанкционированный никем кроме самого известного алкаша Никонора митинг:
-Люди-это что-же твориться то? Тарелки вконец замучили, падають и падають. Спасу от них нету.
Толпа загудела, подначивая самою себя.
-Граждане-товарищи давайте уже скажем наше дружное нет этому старпёру? До коли он нас своими прожектами изводить буде? Сначала свечной заводец отгрохал, потом коммерческий сортир смастерил, а теперь чаво удумал: тарелками в людёв бросат?
Народ возмущенно загудел, местами издавая природные звуки непотребного характера.
В стороне стояло 5 человек работников конторы. Они не проявляли заметной активности, но дружно перешептывались закрывая рты руками:
-Как бы чаво не вышло, народ с утра трезвый, могут и на вилы?
-Не на вилы никак нельзя, у меня от вил изжога. Может подерутся как завсегда друг с дружкой и по домам разойдутся?
-Не не разойдутся, вишь даже Никонор трезвый! А ежели сам Никонор при памяти-быть мятежу!
Толпа на площади стала гудеть еще громче и постепенно стала перемещаться к железному посланцу с другой планеты.
-Степаныч, а Степаныч ? Обратился из гущи народа конюх и по совместительству заслуженный свинопас Кубани Адриан Никифорович Зозуля:
-Вот объясни нам недообразованым, чаво это ты с утра прям кильманду нам тут устроить решил?
-Да я ребяты не со зла, сам в недоумениях? Она вишь сама свалилась.
-Ты нам мозги своими умными словами не пудри, ты признавайся оккупант хренов чё это за вертолетина така?
-Браты да вот вам крест не знамо? Может подсобите, да перевернем агрегат?
-Да ща, послышалось дружное из толпы: сам уронил, сам и вороти.
-У нас тут не демократия товарищи, а самый что не на есть апартеид! Грозно рявкнул голова.
Я вам че сказал, то делать и будете, а не будете -накажу. Всех вместе и каждого персонально!
Народ негодующе заурчал, напоминая Степанычу о пропущенном завтраке.
-Не бывать этому сотрап! Не будем воротить твоих тарелей! Заорало сообщество скотоводов-любителей.
К вечеру того-же дня вся деревня разделилась на два лагеря:
Якобинцы поставили забор аккурат возле околицы, но не далече от переправы. Устроили по этому поводу концерт и чаепитие с мордобоем. На стражу общественного спокойствия встал самопровозглашенный король Цимлянского уезда и всей 4 Серпуховской улицы отец Потап.
Никто особо с ним это место на выборах не оспаривал, потому как выборы были только у Потапа в голове.
Крепостные особого рвения к делам сельской управы не проявляли и держали оборону в своих огородах на поливе укропа, изредка выползая к колодцу набрать воды и узнать последние сводки Информбюро.
Голова сидел возле железного механизьму и обдумывал план переплавки этого сооружения на грузила.
-Мааань, лениво проорал Степаныч:
-Чаво опять? Донеслось из сеней в хате.
Слышь Мань, а что ежели нам эту бондуру Остапчуку на распиловку отдать? Это ведь две крыши можно построить за раз? Разрезать положим поперек, в смысле вдоль и соорудить постройку какую? Одну детям в песочницу поставить, как грибок с каруселью. А вторую нам под садик, а?
-Ты старый совсем околел поди, уже дурь свою не знаешь куды применить? Послышалось лениво из сеней.
-Мань, а Мань, а как пишется «Дындрарий», или «Дрындрарий» ?
-А тебе на коль?
-Да просто.
-Придурок ты, вот это просто!
Со стороны леса появился черный лик с палкой. Не спеша, шаркающей походкой к дому Степаныча направлялся местный блаженный Виолай, называвший себя «Владий первородный грех».
-От греха подальше отлучися, ибо сие есть порождение рук нечеловеческих. Приняте тебе сия же покояние, ибо в чреве сего агрегату есмь зло неземное, а по сему наукою не изученное.
-Чё? С явным непониманием ничего выпалил Василь.
-Приняте тебе государь потрибно покояние перед субстанцией заморской, путем крещения и повторения «Отче наш» 47 раз в ровень с «Авэ Мария».
-Владий, я тебя конечно уважаю и работой тебя рад наградить. Но ты после леса всегда непонятное говоришь. Ты опять что ли грибы собирал у холма?
-Воистину прав ты Степаныч.
-Я тебе сколько раз говорил там ничего с земли не брать? Там с химзавода сток у них!
-За нравоучениями твои благодарствую велико, но словами моими пренебрегати не следует. Опомнися человече, откоти сию демономашину подале. Ибо зло она только принесть умеет, а не во благо возлежать буде.
-Тьфу на тебя полоумный, спать иди….
И «первородный грех» побрел медленно бубня себе под нос придумываемые на ходу мантры, защищающие от сглаза и порчи инопланетной.
Последующая неделя прошла в перманентной вялой эсспрессии с обоих сторон равноподеленной условной границы деревни.
Каждый вечер возле переправы народ устраивал карнавал: пили, орали благим матом, жарили кур и искали правду. С другой стороны ограды происходило то же самое, но с благородным выражением все тех же колхозных харь. Бабы наряжались в праздничное и гуляли непосредственно у кромки проложенной в голове у Потапа границ, подспудно бросаясь громко фразами, дабы противоположная сторона заграничных односельчан слышала и переживала:
-Варька ты погляди на эту мымру,а? Не рожи не кожи то, а вырядилась опять, прям гусыня в яблоках! Да только яблочки-то моченые…Тихо проорала Клавдия Васильевна, заслуженный донор Кубани и по совместительству доярка высшей категории. С другой стороны мнимой линии донеслось голосом Василины Аполенарьевны:
-А у них то опять свальщина сегодня намечается говорят? Перепьются как всегда и в потьмах друг дружку лапають. Увчерась мужа Василины сказывают 3 раза обесчестили, а саму Василинушку не сподобились. Говорять баб на свальщину ту и не пущають. Сами как-то всё…
-Ой срамота!
-И не говори…тьфу.
Обычно за вечер плевки пересекали граничащую территорию по нескольку сотен раз в обоих направлениях. Но не они одни.
Самые активные переодевались загодя и в обход околицы пробирались огородами к завалинкам, как бы невзначай примыкая то к якобинцам, то к крепостным. И там, и тут их угощали пирогами, дружески обнимали, хвалили за храбрость и звали на постоянное пмж.
Все обещали обдумать предложение и доедая пироги оправдывались фразой:
-Ой да у меня же морковь недополота, убегали во свои свояси.
Тем временем в обоих оплотах зла образовались свои поселковые советы и решения:
-Надо бы тарель всёжь отволочь куда нибудь? Гордо стоя на трибуне прокричал в неработающий микрофон Степаныч.
-От ведь, отволочь, ага. Пробурчало собрание. Онажь поди пудов 40 весит, а у нас на всю деревню трактор 1,а тракторист в запое с революционщиками поди неделю как.
-А мы что же люди добрые сами не смогём?
-Ну дык смочь то смогём, токма нам-то оно в честь какого праздника? Премию за тарель ты нам не отпишешь и палку за трудодень на поставишь, а в бесплатную оно нам и не к чему получается?
Ну и хрен тада с вами бестолковыми. Степаныч слез с требуны и не заходя в правление заорал:
-Саныч, Са-ныч?
В коне конторы появилась заспанная голова мелиоратора.
-Бери свою моторизованну жопу и пошли тарель двигать, боюсь ржаветь начнет собака.Ща тут дожди еще зарядят.
По пути к дому Василя встретился Остапчук. Он весело нес свое тело со стороны леса к колодцу с явным намерением утолить свой сушняк.
Консилиум из трех вельмож встал перед аппаратом как вкопанный и стал принимать решение:
-Здоровая падла,чеша затылок выдавил из себя Василь.
-Аха! Толи зевнув, толи поддержав концепцию мысли промямлил мелиоратор.
Остапчук подошел к железяке, достал из кармана гвоздь. Издавая отвратительный звук скрежета металла о металл он глубокомысленно провел им по поверхности инопланетной механизьмы. В этот самый момент что-то мигнуло, тарелка качнулось и Остапчука отбросило метров на пять в сторону единомышленников. Тарелка немного накренилась, кочнулась и взлетела метра на 3. Завалив тем самым остатки сарая. Потом так-же медленно опустилась на землю перед готовыми к несанкционированному облегчению массы тела мужиками.
Примерно через 20 секунд в ней что-то зажужжало и в медленно открывающемся люке появилась неясная фигура.
-Епендрить его в качель, так это же гуминоид! Я их в телевизере видал, сказал очумевший от событий Саныч.
Когда гордое туловище показалось из дыма и полутьмы аппарата, то стало понятно что одето оно в белый костюм китайской фирмы abibas, идеально белые носки аккуратно опоясывающие брюки этого костюма и утопающие в белоснежных итальянских туфлях, покрытых играющим на солнце мехом нерпы. Что дарило неподдельное впечатление великолепия от этого скафандра и видимо создавало дополнительный комфорт при погружении в безвоздушное пространство.
Небритую голову гуминоида венчал шлем, очень напоминающий грузинскую кепку «аэродром», что неопровержимо доказывало, что гуминоид был с Марса!
Металлический голос из отверстия в нижней части рыла произнес:
- Бареф дзес всем мыслящим существам планеты Земля, бареф дорогие односельчане, бареф и вам мужики.
Мужики не издавая ртом не единого звука хором произвели выстрел, видимо приветственного содержания. Запахло котострофой.
Примерно через три часа народ окружил засланца с другой планеты. Все живо интересовались их жизнью вне пределов солнечной системы, планами порабощения, инопланетной мощью и методами культивации сельхозкультур. Гуминоид радовался контакту и охотно отвечал на все вопросы населения:
-И откуда же вы будете господин хороший?
-Моя понимаешь планета-мланета Марс. Я живу там, мой брат там дом имеет, сестра и тесть.
-О как! Так у вас там и тёщи есть получается?
-Ахпер нету. По законам Марса тёщей расщепляют на Боузон Хикса после свадьбы.
-Коммунизьма прям, послышалось восхищенное эхо басом из народа.
-А что слыхать о войне, война будет? Спросила Ефросинья.
-Эээ, подняв гордо клешню в верх произнес гуминоид. Зачем война? Какой война? Война-мойна никому не нужен. Мир будет, мамой клянусь! Мой предки прилетели в первый раз в ваша деревня сто лет назад на маршрутка-звездолет, мой дед один скафандр имел. А сейчас мы-это клан! Мы сейчас самые последние корабли-морабли имеем, дачи имеем. Зачем война мать? Не нужен нам война!
Народ облегченно вздохнул и перестал переживать.
-Ну это,народ…вы не сильно напирайте с вопросами к уважаемому нашему, отталкивая зевак подальше от дорогого гостя сказал Степаныч.
Народ сдал назад, открыв для взора приходящее в сознание тело Остапчука.
Тот аккуратно привстал, взглянул на Марсианина и в полусознании промямлил:
-Всё, надо завязывать с Лёхой! Больше не буду курить его грибы. И со словами полными осознания неизбежного опять впал в кому.
Анатолий Остапчук стал приходить в себя постепенно, частями.
Первым на компрессы знахарки Ефросиньи стали реагировать пальцы рук. Подорожник вернул к жизни заднюю часть бедер, а её кулинарный эксперимент с сельдью, подсолнечным маслом и сковородою реанимировал Остапчука окончательно. Правда отключив на 3 часа всех остальных жителей поселения. За 2 месяца его кататонии случилось многое:
Во первых сожгли его лесопилку, вместе с хатой и погребом. Случайно затеяв выяснения обстоятельств противоборствующие группировки стали бросать друг в дружку паленья из вечерних кострищ, так что выяснить кто именно был пирористом оказалось совершенно невозможным.
Вечерние чаепития перестали быть закрытыми. Отхле.бнув из одного бокала можно было смело перебежать на другую сторону деревни и откусить там чужой пирожок.
Марсианин Ашьёт организовал артель на месте пепелища лесопилки и стал закатывать пустые трехлитровые баллоны в великом множестве и куда то за дорого продавать. Вся деревня жутко удивлялась его предприимчивости, но особого недовольства не проявляла.
Дамы поняв бессмысленность дележки того, чего на самом деле и не существует просто стали таскаться где не попадя не обращая внимание на крики отца Потапа:
-Иш чаво удумали паскуды, без пошлин и виз туды-сюды ходют.
Что в прочем никого и не останавливало в их прогулках.
Толик прошелся по деревне в поисках справедливости, но не там, не тут не обнаружив оную решил уйти в лес окончательно, потеряв при этом веру в бога, людей и заодно инопланетный разум.На опушке леса, возле сточной трубы Химзавода как всегда вяло придаваясь охране имущества предприятия валялся Лёха.
-Здорово охламон. С надрывом от печали в душе произнес Остапчук.
-И вам не хворать.
-Лешь пусти к тебе пожить на время, а то эти ироды все спалили. Угла приткнуться не оставили.
-Да живи, только с уговором «на время». А то у вас русских все постепенно в постоянное перетекает.
-Спасиб тебе добрый человек, на одного тебя надёжа и была.
-Да не переживай ты так Толик, все само наладиться. Не первый раз евреям погромы устраивают.
-Так я и не еврей вроде?
-Так тебя и не погромили-радуся!
Вечером того же дня Леха и Толик сидели возле сторожки Химзавода и с горы наблюдали за деревней. Сторож жил отчужденно ото всех, старался никуда не встревать и радоваться простым вещам: солнцу, грибам и постгалюциногенным краскам жизни. Для Лёхи сторожка была и домом, и местом работы, и средством достижения Нирваны. Люди приходили, уходили, внизу что-то менялось,а предприятие подпитывало склон горы, которая щедро дарила радость Алексею.
В этот вечер первым закурили самовар крепостные. Степаныч и инопланетянин уселись поудобнее и стали критиковать правительство и природу вещей. Природа на них особо не обижалась, отомстив заранее, еще при рождении. А власти было все одно: ну не будет давать колхоз укроп-другой даст.
Со стороны повстанческой армии тоже развели кострище, нанизали на штырь свежеукраденную куру и ай-да жарить всем хороводом. Обсуждать им было особо нечего. Но под водочку любой диалог казался умным и содержательным
-Вот же балбесы, умозаключил Остапчук. Сколько еще воевать будут, сколько всего порушат интересно?
-Ну повоюют за эту идею, помирятся. Найдут другую и опять бои затеют. Я не первый год наблюдаю за этой кашей. Она просто название меняет: сначала была манной, потом стала перловой. Но как кашей была, так и осталась.
-Ой Лешь вериться с трудом.
-Ну а ты думаешь в этих людях разница есть какая-то? Одна деревня, одни предки, одна школа. Просто одни думают что умнее других. Только других-то нет! Все в своих головах умные. Это же толпа. А самая главная идея толпы знаешь в чем заключается?
-В чем?
-В том что каждый из толпы хочет чем-то выделиться, типа он особенный. Но как раз это общее желание их и объединяет. Скот, обычные безрогий и безропотный скот. Хотя не спорю, по отдельности все нормальные люди. Но как встанут плечо к плечу: все, собирай шмотки и в ссылку. Жизни не дадут, потому как убеждения появились.
-Лешь ты опять грибы старые курил? Грустно заметил Остапчук.
-Ну есть грех, затягиваясь папироской выдавил из себя чуть кашлянув Леха.
-Толик а хочешь здесь жить? Не за что не отвечаешь, ничего не охраняешь и зарплату просто так?
-Как за так?
-Ну у меня в предписании два пункта: не пускать людей к трубе и через забор что бы не лазали. Так вы сами не лазаете никуда, получается и охранять нечего от не от кого!
-А ты куда же?
-Да присмотрел я себе перспективку.
Леха перевернулся на спину, погрузив голову в розовую траву и выпустил последнюю струйку серого дыма в черное небо, щедро утыканное мелкими как горох звездами.
Из его рта вырвались мучавшие уже 3 день слова гимна родной деревни:
Бум-диада,бум-диада,бум-диада,бум-диада:
Люблю ругаться,
А я люблю кино.
Люблю еб..ться,
А я бухать в говно!
С разных сторон деревни вдруг послышалось:
Люблю ржать тупо,
Люблю родной колхоз,
Руками в морду.
И разгре.бать навоз.
Бум-диада-бум-диада…..
Грязь? Обожаю…(голосом заслуженного свинопаса и скотоложца)
А на утро Ашьёт поднял всю деревню воплем еще до петухов: Ара-тарельку угнали!
С утра в деревне случилась революция:
Летючая тарелка приземлилась аккурат на покатую крышу набитого всякой чепухой сарая головы поселковой управы Степаныча. Жутко напугав народ,кур и праздно жующую поблизости безрогую скотину. Жители взбаломутились, но уверенно разбрелись по домам бояться второго пришествия. Первым поглядеть на чудо вышел Степаныч:
-Епиндрить его в коромысло! Чеша затылок многозначно произнес старик. Эвоно кака хреновина то получается?
Из форточки в сенях раздался голос супружницы:
-Василь, чё ты там уронил опять христопродавец?
-Сиди Манька, тут металлолом вне плану сдали.
Тем временем на деревенской площади собрался несанкционированный никем кроме самого известного алкаша Никонора митинг:
-Люди-это что-же твориться то? Тарелки вконец замучили, падають и падають. Спасу от них нету.
Толпа загудела, подначивая самою себя.
-Граждане-товарищи давайте уже скажем наше дружное нет этому старпёру? До коли он нас своими прожектами изводить буде? Сначала свечной заводец отгрохал, потом коммерческий сортир смастерил, а теперь чаво удумал: тарелками в людёв бросат?
Народ возмущенно загудел, местами издавая природные звуки непотребного характера.
В стороне стояло 5 человек работников конторы. Они не проявляли заметной активности, но дружно перешептывались закрывая рты руками:
-Как бы чаво не вышло, народ с утра трезвый, могут и на вилы?
-Не на вилы никак нельзя, у меня от вил изжога. Может подерутся как завсегда друг с дружкой и по домам разойдутся?
-Не не разойдутся, вишь даже Никонор трезвый! А ежели сам Никонор при памяти-быть мятежу!
Толпа на площади стала гудеть еще громче и постепенно стала перемещаться к железному посланцу с другой планеты.
-Степаныч, а Степаныч ? Обратился из гущи народа конюх и по совместительству заслуженный свинопас Кубани Адриан Никифорович Зозуля:
-Вот объясни нам недообразованым, чаво это ты с утра прям кильманду нам тут устроить решил?
-Да я ребяты не со зла, сам в недоумениях? Она вишь сама свалилась.
-Ты нам мозги своими умными словами не пудри, ты признавайся оккупант хренов чё это за вертолетина така?
-Браты да вот вам крест не знамо? Может подсобите, да перевернем агрегат?
-Да ща, послышалось дружное из толпы: сам уронил, сам и вороти.
-У нас тут не демократия товарищи, а самый что не на есть апартеид! Грозно рявкнул голова.
Я вам че сказал, то делать и будете, а не будете -накажу. Всех вместе и каждого персонально!
Народ негодующе заурчал, напоминая Степанычу о пропущенном завтраке.
-Не бывать этому сотрап! Не будем воротить твоих тарелей! Заорало сообщество скотоводов-любителей.
К вечеру того-же дня вся деревня разделилась на два лагеря:
Якобинцы поставили забор аккурат возле околицы, но не далече от переправы. Устроили по этому поводу концерт и чаепитие с мордобоем. На стражу общественного спокойствия встал самопровозглашенный король Цимлянского уезда и всей 4 Серпуховской улицы отец Потап.
Никто особо с ним это место на выборах не оспаривал, потому как выборы были только у Потапа в голове.
Крепостные особого рвения к делам сельской управы не проявляли и держали оборону в своих огородах на поливе укропа, изредка выползая к колодцу набрать воды и узнать последние сводки Информбюро.
Голова сидел возле железного механизьму и обдумывал план переплавки этого сооружения на грузила.
-Мааань, лениво проорал Степаныч:
-Чаво опять? Донеслось из сеней в хате.
Слышь Мань, а что ежели нам эту бондуру Остапчуку на распиловку отдать? Это ведь две крыши можно построить за раз? Разрезать положим поперек, в смысле вдоль и соорудить постройку какую? Одну детям в песочницу поставить, как грибок с каруселью. А вторую нам под садик, а?
-Ты старый совсем околел поди, уже дурь свою не знаешь куды применить? Послышалось лениво из сеней.
-Мань, а Мань, а как пишется «Дындрарий», или «Дрындрарий» ?
-А тебе на коль?
-Да просто.
-Придурок ты, вот это просто!
Со стороны леса появился черный лик с палкой. Не спеша, шаркающей походкой к дому Степаныча направлялся местный блаженный Виолай, называвший себя «Владий первородный грех».
-От греха подальше отлучися, ибо сие есть порождение рук нечеловеческих. Приняте тебе сия же покояние, ибо в чреве сего агрегату есмь зло неземное, а по сему наукою не изученное.
-Чё? С явным непониманием ничего выпалил Василь.
-Приняте тебе государь потрибно покояние перед субстанцией заморской, путем крещения и повторения «Отче наш» 47 раз в ровень с «Авэ Мария».
-Владий, я тебя конечно уважаю и работой тебя рад наградить. Но ты после леса всегда непонятное говоришь. Ты опять что ли грибы собирал у холма?
-Воистину прав ты Степаныч.
-Я тебе сколько раз говорил там ничего с земли не брать? Там с химзавода сток у них!
-За нравоучениями твои благодарствую велико, но словами моими пренебрегати не следует. Опомнися человече, откоти сию демономашину подале. Ибо зло она только принесть умеет, а не во благо возлежать буде.
-Тьфу на тебя полоумный, спать иди….
И «первородный грех» побрел медленно бубня себе под нос придумываемые на ходу мантры, защищающие от сглаза и порчи инопланетной.
Последующая неделя прошла в перманентной вялой эсспрессии с обоих сторон равноподеленной условной границы деревни.
Каждый вечер возле переправы народ устраивал карнавал: пили, орали благим матом, жарили кур и искали правду. С другой стороны ограды происходило то же самое, но с благородным выражением все тех же колхозных харь. Бабы наряжались в праздничное и гуляли непосредственно у кромки проложенной в голове у Потапа границ, подспудно бросаясь громко фразами, дабы противоположная сторона заграничных односельчан слышала и переживала:
-Варька ты погляди на эту мымру,а? Не рожи не кожи то, а вырядилась опять, прям гусыня в яблоках! Да только яблочки-то моченые…Тихо проорала Клавдия Васильевна, заслуженный донор Кубани и по совместительству доярка высшей категории. С другой стороны мнимой линии донеслось голосом Василины Аполенарьевны:
-А у них то опять свальщина сегодня намечается говорят? Перепьются как всегда и в потьмах друг дружку лапають. Увчерась мужа Василины сказывают 3 раза обесчестили, а саму Василинушку не сподобились. Говорять баб на свальщину ту и не пущають. Сами как-то всё…
-Ой срамота!
-И не говори…тьфу.
Обычно за вечер плевки пересекали граничащую территорию по нескольку сотен раз в обоих направлениях. Но не они одни.
Самые активные переодевались загодя и в обход околицы пробирались огородами к завалинкам, как бы невзначай примыкая то к якобинцам, то к крепостным. И там, и тут их угощали пирогами, дружески обнимали, хвалили за храбрость и звали на постоянное пмж.
Все обещали обдумать предложение и доедая пироги оправдывались фразой:
-Ой да у меня же морковь недополота, убегали во свои свояси.
Тем временем в обоих оплотах зла образовались свои поселковые советы и решения:
-Надо бы тарель всёжь отволочь куда нибудь? Гордо стоя на трибуне прокричал в неработающий микрофон Степаныч.
-От ведь, отволочь, ага. Пробурчало собрание. Онажь поди пудов 40 весит, а у нас на всю деревню трактор 1,а тракторист в запое с революционщиками поди неделю как.
-А мы что же люди добрые сами не смогём?
-Ну дык смочь то смогём, токма нам-то оно в честь какого праздника? Премию за тарель ты нам не отпишешь и палку за трудодень на поставишь, а в бесплатную оно нам и не к чему получается?
Ну и хрен тада с вами бестолковыми. Степаныч слез с требуны и не заходя в правление заорал:
-Саныч, Са-ныч?
В коне конторы появилась заспанная голова мелиоратора.
-Бери свою моторизованну жопу и пошли тарель двигать, боюсь ржаветь начнет собака.Ща тут дожди еще зарядят.
По пути к дому Василя встретился Остапчук. Он весело нес свое тело со стороны леса к колодцу с явным намерением утолить свой сушняк.
Консилиум из трех вельмож встал перед аппаратом как вкопанный и стал принимать решение:
-Здоровая падла,чеша затылок выдавил из себя Василь.
-Аха! Толи зевнув, толи поддержав концепцию мысли промямлил мелиоратор.
Остапчук подошел к железяке, достал из кармана гвоздь. Издавая отвратительный звук скрежета металла о металл он глубокомысленно провел им по поверхности инопланетной механизьмы. В этот самый момент что-то мигнуло, тарелка качнулось и Остапчука отбросило метров на пять в сторону единомышленников. Тарелка немного накренилась, кочнулась и взлетела метра на 3. Завалив тем самым остатки сарая. Потом так-же медленно опустилась на землю перед готовыми к несанкционированному облегчению массы тела мужиками.
Примерно через 20 секунд в ней что-то зажужжало и в медленно открывающемся люке появилась неясная фигура.
-Епендрить его в качель, так это же гуминоид! Я их в телевизере видал, сказал очумевший от событий Саныч.
Когда гордое туловище показалось из дыма и полутьмы аппарата, то стало понятно что одето оно в белый костюм китайской фирмы abibas, идеально белые носки аккуратно опоясывающие брюки этого костюма и утопающие в белоснежных итальянских туфлях, покрытых играющим на солнце мехом нерпы. Что дарило неподдельное впечатление великолепия от этого скафандра и видимо создавало дополнительный комфорт при погружении в безвоздушное пространство.
Небритую голову гуминоида венчал шлем, очень напоминающий грузинскую кепку «аэродром», что неопровержимо доказывало, что гуминоид был с Марса!
Металлический голос из отверстия в нижней части рыла произнес:
- Бареф дзес всем мыслящим существам планеты Земля, бареф дорогие односельчане, бареф и вам мужики.
Мужики не издавая ртом не единого звука хором произвели выстрел, видимо приветственного содержания. Запахло котострофой.
Примерно через три часа народ окружил засланца с другой планеты. Все живо интересовались их жизнью вне пределов солнечной системы, планами порабощения, инопланетной мощью и методами культивации сельхозкультур. Гуминоид радовался контакту и охотно отвечал на все вопросы населения:
-И откуда же вы будете господин хороший?
-Моя понимаешь планета-мланета Марс. Я живу там, мой брат там дом имеет, сестра и тесть.
-О как! Так у вас там и тёщи есть получается?
-Ахпер нету. По законам Марса тёщей расщепляют на Боузон Хикса после свадьбы.
-Коммунизьма прям, послышалось восхищенное эхо басом из народа.
-А что слыхать о войне, война будет? Спросила Ефросинья.
-Эээ, подняв гордо клешню в верх произнес гуминоид. Зачем война? Какой война? Война-мойна никому не нужен. Мир будет, мамой клянусь! Мой предки прилетели в первый раз в ваша деревня сто лет назад на маршрутка-звездолет, мой дед один скафандр имел. А сейчас мы-это клан! Мы сейчас самые последние корабли-морабли имеем, дачи имеем. Зачем война мать? Не нужен нам война!
Народ облегченно вздохнул и перестал переживать.
-Ну это,народ…вы не сильно напирайте с вопросами к уважаемому нашему, отталкивая зевак подальше от дорогого гостя сказал Степаныч.
Народ сдал назад, открыв для взора приходящее в сознание тело Остапчука.
Тот аккуратно привстал, взглянул на Марсианина и в полусознании промямлил:
-Всё, надо завязывать с Лёхой! Больше не буду курить его грибы. И со словами полными осознания неизбежного опять впал в кому.
Анатолий Остапчук стал приходить в себя постепенно, частями.
Первым на компрессы знахарки Ефросиньи стали реагировать пальцы рук. Подорожник вернул к жизни заднюю часть бедер, а её кулинарный эксперимент с сельдью, подсолнечным маслом и сковородою реанимировал Остапчука окончательно. Правда отключив на 3 часа всех остальных жителей поселения. За 2 месяца его кататонии случилось многое:
Во первых сожгли его лесопилку, вместе с хатой и погребом. Случайно затеяв выяснения обстоятельств противоборствующие группировки стали бросать друг в дружку паленья из вечерних кострищ, так что выяснить кто именно был пирористом оказалось совершенно невозможным.
Вечерние чаепития перестали быть закрытыми. Отхле.бнув из одного бокала можно было смело перебежать на другую сторону деревни и откусить там чужой пирожок.
Марсианин Ашьёт организовал артель на месте пепелища лесопилки и стал закатывать пустые трехлитровые баллоны в великом множестве и куда то за дорого продавать. Вся деревня жутко удивлялась его предприимчивости, но особого недовольства не проявляла.
Дамы поняв бессмысленность дележки того, чего на самом деле и не существует просто стали таскаться где не попадя не обращая внимание на крики отца Потапа:
-Иш чаво удумали паскуды, без пошлин и виз туды-сюды ходют.
Что в прочем никого и не останавливало в их прогулках.
Толик прошелся по деревне в поисках справедливости, но не там, не тут не обнаружив оную решил уйти в лес окончательно, потеряв при этом веру в бога, людей и заодно инопланетный разум.На опушке леса, возле сточной трубы Химзавода как всегда вяло придаваясь охране имущества предприятия валялся Лёха.
-Здорово охламон. С надрывом от печали в душе произнес Остапчук.
-И вам не хворать.
-Лешь пусти к тебе пожить на время, а то эти ироды все спалили. Угла приткнуться не оставили.
-Да живи, только с уговором «на время». А то у вас русских все постепенно в постоянное перетекает.
-Спасиб тебе добрый человек, на одного тебя надёжа и была.
-Да не переживай ты так Толик, все само наладиться. Не первый раз евреям погромы устраивают.
-Так я и не еврей вроде?
-Так тебя и не погромили-радуся!
Вечером того же дня Леха и Толик сидели возле сторожки Химзавода и с горы наблюдали за деревней. Сторож жил отчужденно ото всех, старался никуда не встревать и радоваться простым вещам: солнцу, грибам и постгалюциногенным краскам жизни. Для Лёхи сторожка была и домом, и местом работы, и средством достижения Нирваны. Люди приходили, уходили, внизу что-то менялось,а предприятие подпитывало склон горы, которая щедро дарила радость Алексею.
В этот вечер первым закурили самовар крепостные. Степаныч и инопланетянин уселись поудобнее и стали критиковать правительство и природу вещей. Природа на них особо не обижалась, отомстив заранее, еще при рождении. А власти было все одно: ну не будет давать колхоз укроп-другой даст.
Со стороны повстанческой армии тоже развели кострище, нанизали на штырь свежеукраденную куру и ай-да жарить всем хороводом. Обсуждать им было особо нечего. Но под водочку любой диалог казался умным и содержательным
-Вот же балбесы, умозаключил Остапчук. Сколько еще воевать будут, сколько всего порушат интересно?
-Ну повоюют за эту идею, помирятся. Найдут другую и опять бои затеют. Я не первый год наблюдаю за этой кашей. Она просто название меняет: сначала была манной, потом стала перловой. Но как кашей была, так и осталась.
-Ой Лешь вериться с трудом.
-Ну а ты думаешь в этих людях разница есть какая-то? Одна деревня, одни предки, одна школа. Просто одни думают что умнее других. Только других-то нет! Все в своих головах умные. Это же толпа. А самая главная идея толпы знаешь в чем заключается?
-В чем?
-В том что каждый из толпы хочет чем-то выделиться, типа он особенный. Но как раз это общее желание их и объединяет. Скот, обычные безрогий и безропотный скот. Хотя не спорю, по отдельности все нормальные люди. Но как встанут плечо к плечу: все, собирай шмотки и в ссылку. Жизни не дадут, потому как убеждения появились.
-Лешь ты опять грибы старые курил? Грустно заметил Остапчук.
-Ну есть грех, затягиваясь папироской выдавил из себя чуть кашлянув Леха.
-Толик а хочешь здесь жить? Не за что не отвечаешь, ничего не охраняешь и зарплату просто так?
-Как за так?
-Ну у меня в предписании два пункта: не пускать людей к трубе и через забор что бы не лазали. Так вы сами не лазаете никуда, получается и охранять нечего от не от кого!
-А ты куда же?
-Да присмотрел я себе перспективку.
Леха перевернулся на спину, погрузив голову в розовую траву и выпустил последнюю струйку серого дыма в черное небо, щедро утыканное мелкими как горох звездами.
Из его рта вырвались мучавшие уже 3 день слова гимна родной деревни:
Бум-диада,бум-диада,бум-диада,бум-диада:
Люблю ругаться,
А я люблю кино.
Люблю еб..ться,
А я бухать в говно!
С разных сторон деревни вдруг послышалось:
Люблю ржать тупо,
Люблю родной колхоз,
Руками в морду.
И разгре.бать навоз.
Бум-диада-бум-диада…..
Грязь? Обожаю…(голосом заслуженного свинопаса и скотоложца)
А на утро Ашьёт поднял всю деревню воплем еще до петухов: Ара-тарельку угнали!
